Восточный вал - Страница 109

К оглавлению

109

— И еще: два дня назад вы попросили подготовить досье на унтерштурмфюрера Фридриха Крайза…

— Это еще что за Фридрих? — поморщился Скорцени. — Если учесть, что все Фридрихи Германии были Великими.

— По национальности — фриз. В свое время «выловлен» был в глубинах одного из островов Восточно-Фризского архипелага.

— Вы имеете в виду известное нам обоим Фризское Чудовище?

— Так точно.

— Так называйте его своим именем. Нашли что-либо достойное внимания?

— По-моему, здесь все достойно внимания, вплоть до оставленных осведомителями гестапо чернильных клякс.

— Потому что жизненный путь любого из нас для гестапо — всего лишь большая, несуразнаялернильная клякса из составленного на него досье.

Скорцени поднялся из-за стола, открыл огромный сейф и добыл из его зева тоненькую папочку.

— Здесь всего три донесения из «Регенвурмлагеря», касающиеся не столько вашего любимца-фриза, сколько первого коменданта Рейх-Атлантиды.

— Штандартенфюрера Овербека? — удивленно уставился на него адъютант. — Но он уже отправлен в мир иной.

— А кто вам сказал, что досье расстреливают вместе с теми, на кого они заведены? Вы где служите, Родль? Сколько еще вы должны прослужить в СД, чтобы понять, что самые интересные сведения о расстрелянных нами как раз и начинают поступать из того мира, в который мы их отправляем?

— Я учту это, господин штурмбанфюрер.

— Так вот, для начала, возьмите эту папку и наполните ее так, чтобы по толщине она могла сравниться с досье, составленным Последним Мюллером рейха на нас обоих.

— Не дотянем, господин штурмбанфюрер. У Мюллера особый талант. Впрочем, наши архивариусы уже кое-что накопали. Несколько минут терпения.

«Фризское Чудовище! — удивился Скорцени тому, что в бомбово-кровавой суете войны умудрился позабыть об этом типе, о котором в свое время впервые прослышал еще от коменданта Овербека, когда тот посвящал его в подробности посещения «Регенвурмлагеря» фюрером. — Куда девался последний великий хронист войны Штубер? Еще один экземпляр для его коллекции «неповторимых воителей XX века».

Пока Родль доставлял ему папку, — поначалу адъютанта задержал в приемной телефонный звонок, затем отняло время появление кого-то из офицеров, которого он отказался пропустить к шефу, — сам Скорцени повторял ту же ошибку, в которую успел ввергнуть себя с утра Родль: просматривал обзор прессы.

Американцы сообщали о высадке дополнительного контингента своих войск на юге Италии. Англичане аристократично намекали на возможность еще одного прыжка «британского льва» через Ла-Манш, на этот раз — для освобождения Бельгии и Голландии. Вконец обнаглевший обозреватель французской газетенки, издающейся где-то в Алжире, размечтался о переустройстве послевоенной Европы, в которой Германии отводилась, видите ли, роль «подопечной территории» под мандатом Лиги Наций или Совета стран-победительниц.

Причем территория этой «подмандатной» Лиге Нации Германии» виделась ему предельно урезанной, да к тому же расчлененной на восточную (реверанс в сторону русских) и западную зоны влияния.

«Скопище мерзавцев! — зашвырнул Скорцени обзор на конец приставного стола. — Трусливо бежать из страны, забиться в глубины африканских пустынь и оттуда пророчествовать относительно передела Германии, рассуждая о великой империи, как о подопечной территории, о некоем бантустане!»

Однако тут же остепенился: «В свое время мы точно так же делили территории стран, еще не захваченных Германией. Но, по крайней мере, делали это, пребывая в своем государстве, возвышаясь над окружающим миром мощью армии».

Появившись в кабинете, Родль, прежде всего, метнул взгляд на растрепанные страницы обзора, едва удерживавшегося на самом краешке длинного стола, и даже не счел необходимым скрыть свою ироничную ухмылку: поглощение этого антигерманского чтива оказалось вредным не только для него, но и для Скорцени. Невзирая на непробиваемость железных нервов обер-диверсанта рейха.

— Вы заметили, Родль, что ваше появление с досье на очередного рыцаря этой нескончаемой войны похоже на ритуал, достойный летописи?

Высокий, увенчанный диадемой из темно-русых, жестких, слегка вьющихся волос, загоревший лоб Родля барханно поморщился. Гауптштурмфюрер знал, что словесная игра, которую обычно затевал в таких случаях Скорцени, уже сама по себе составляет некую часть ритуала посвящения в тайны жизни очередного странствующего рыцаря войны, и что первый диверсант рейха всегда придавал ей очень большое значение. К счастью, игра эта редко переходила в настоящую словесную дуэль: шеф, как правило, слишком был занят собственными размышлениями, чтобы прислушиваться к размышлениям адъютанта, представавшего перед ним на этом словесном ринге лишь в роли словесного спарринг-партнера.

— Все, кто удостоен чести пасть перед вами в виде досье, тем самым уже становятся избранниками истории. — Родль не льстил Скорцени, да штурмбанфюрер и терпеть этого не мог. Он всего лишь констатировал факт.

— Тем, кому повезет «пасть» на стол Последнего Мюллера рейха, — повезет еще больше.

— Это уже счастливчики. Не будем завидовать их судьбе.


22

Открыв первую страницу досье, Скорцени вначале отшатнулся, а затем наклонился, и, хотя зрение его по-прежнему оставалось отменным, слишком уж пристально, и как-то подслеповато всмотрелся в то, что было изображено на фотографии.

«Да уж, там есть на что посмотреть, — ухмыльнулся про себя адъютант. Несколько минут назад он и сам уже пережил нечто очень близкое к шоку. — Господь и случай не поскупились».

109