Они сели в машину, которая поджидала их на подземной стоянке, и отправились к штабу «СС-Франконии». Навстречу им одна за другой прошли три роты рабочих Трудовой армии. Люди не выглядели ни угнетенными, ни изможденными. Крайз знал, что многие из них даже довольны тем, что вместо гибели на Восточном фронте или в концлагере им представилась возможность дождаться конца войны в этих странных подземельях. Среди них было немало иностранцев, в основном из скандинавских стран, которые выступали в качестве наемных рабочих.
Были здесь и военнопленные, а также «предавшие фюрера и дуче» итальянцы, но их использовали в основном на подсобных работах. Ставка в «Регенвурмлагере» делалась все же на квалифицированный труд и добросовестность.
— Уверен, что это мое решение — о помиловании Овербека, командование мне простит, — упавшим и совершенно неубедительным голосом заверил Крайза комендант лагеря, когда они оказались в его кабинете, и на столе появилась бутылка венгерского коньяка.
— Интересно, чем все-таки были вызваны ваши просьбы
об отмене расстрела? — спросил Крайз таким тоном, словно приговор относительно самого фон Риттера тоже был делом решенным, и он интересуется у барона лишь некоторыми деталями, так, ради любопытства. — Понадеялись, что штандартенфюрер еще может пригодиться вам? Что когда-нибудь его все же реабилитируют, и он Сам протянет вам руку помощи?
— На этот вопрос не так-то просто ответить.
— Понимаю. Хотя в принципе именно он должен быть сформулирован вами со всей возможной объективностью и убедительностью.
— То, что вам уже известно о сохранении жизни Овербеку, — для меня полнейшая неожиданность, — признался бригаденфюрер.
— Все, что мне известно, остается между нами, господин комендант. Это могильно. Но хочу предупредить, что впредь обманывать меня бессмысленно.
— Предупредите об этом Скорцени, — огрызнулся фон Риттер. — Хотя за реакцию его не ручаюсь, поскольку он поверил, что, кроме меня, местонахождение Овербека никому не известно.
— Его реакция мне известна, поскольку он был первым, кого я предупредил о том, чтобы со мной «играли в открытую». Это произошло еще тогда, когда меня направляли в «Регенвурмлагерь». Причем делали это по совету Скорцени. Он буквально вырвал меня из сетей института Аненербе, где так толком и не поняли, каким образом можно использовать меня.
— Так, значит, вы протеже Скорцени?!
— Вы последний в рейхе, кто не догадывался об этом, — процедил Фризское Чудовище.
— Но даже столь надежное покровительство не дает вам права ставить меня перед обер-диверсантом рейха в идиотское положение. Повторяю, я убеждал его, что, кроме меня, никто в «СС-Франконии» о спасении Овербека не знает.
— Меня в расчет можете не принимать, — изобразил Фризское Чудовище некое подобие улыбки. — Начальник лагеря «Зет-4» оберштурмбаннфюрер Карл Неринг знает Овербека лишь под фамилией Померански.
— Которая тоже засекречена. В употреблении — только его лагерный номер и кличка «Центурион», под которой до недавнего времени он возглавлял лагерную похоронную команду.
— Мне известно, что лагерь «Зет-4» давно стал секретным филиалом «Фридентальских курсов» Скорцени.
— В том, что вам доступна эта информация, я уже убедился, иначе не откровенничал бы с вами. Судя по всему, лично вы не одобряете спасения Овербека?
— Исключено. Я не могу не одобрять.
— Давят авторитет Скорцени и страх перед ним?
— Скорцени подключился к этой операции уже после того, как вы обратились к нему за содействием, — напомнил Крайз коменданту, и тот молча глотал воздух, словно только что вырвался из погибельного речного водоворота. — Обер-диверсант рейха сразу сообразил, что штандартенфюрер Овербек может стать ключевой фигурой в операции «Зомби-легион».
—. Какой-какой операции?! Что-то я о такой не слышал.
— Если бы о ней слышали многие, она уже не была бы секретной.
— Не забывайтесь, Крайз, не забывайтесь, — добродушно проворчал фон Риттер, понимая, что обострять отношения с фризом бессмысленно.
Коньяк оказался приятным на вкус, и Крайз с удовольствием осушил свою рюмку, хотя обычно воздерживался от спиртного. Похвалив напиток, — он знал фон Риттера как коньячного гурмана, — Фризское Чудовище вновь благодарно подставил свою рюмку, чтобы барон мог наполнить ее. Фридрих помнил, что не много находилось теперь людей, готовых посидеть за одним столом с такой уродиной.
— Тогда позвольте вопрос, господин комендант. А как вы вообще истолковали желание Скорцени участвовать в спасении Овербека? Наверное, решили, что расчувствовали его своими рассказами о достоинствах штандартенфюрера, о его заслугах в создании «Регенвурмлагеря»?
— У нас, конечно, состоялся разговор. И я был удивлен, что Скорцени очень живо заинтересовался судьбой Овербека.
— А мотивация его поступка вас незаинтриговала?
— Мне она не известна. Возможно, он раньше знал этого человека, возможно, просто…
— «Просто» — к Скорцени не относится. И заинтересовался он не судьбой Овербека, на которого ему, по большому счету, наплевать, а судьбой… вот именно, коменданта «Регенвурмлагеря». А теперь вспомните, кто вам посоветовал обратиться за помощью к Скорцени?
— Гауптштурмфюрер Родль. Мы случайно встретились с ним в штабе Гиммлера.
— То есть посоветовал вам поговорить со Скорцени его адъютант, гауптштурмфюрер Родль? Я все верно понял?
— Не превращайте нашу беседу в допрос, Крайз.